Чудесные приключения Жоана-Смельчака - Страница 9

Однако Граммофон почему-то заколебался:

— Видишь ли, Жоан Смельчак, хотел бы я кое о чем тебя попросить…

— Говори, я слушаю.

— Если, разумеется тебя это не очень затруднит, давай по пути в Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы навестим мои родные места.

— Твои родные места? А разве у тебя есть родина? — удивился Жоан Смельчак, сознавая, что приличия ради ему следует удивиться.

— Да, есть. У меня там отец с матерью и два брата, грудные Граммофончики, — любезно пояснил Граммофон.

— В жизни не слыхал про такие места, — признался Жоан и тут же прикусил язык, устыдясь своего невежества. Но спустя мгновение глаза у него загорелись, и он спросил:

— А что это за город? Есть ли в нем мужчины, женщины, рестораны, гостиницы, парикмахерские?..

— Ну, а как же… Все есть. Только у людей там вместо головы пластинка, а вместо тела — ящик-резонатор, и держится он на двух попугаевых лапках — попугай в нашей стране птица священная. А женщины у нас носят юбки, и на заводных ручках у них шелковые бантики.

— И они говорят?

— Конечно! Трещат, как граммофоны. Вздумается им поболтать, покрутят ручку, вставят в мембрану иглу — и пошла-поехала…

— И самим, верно, забавно, — смеясь сказал Жоан Смельчак.

— Полетим со мной, увидишь, — подзадорил его Граммофон. Подпрыгивая от радости, Граммофон захлопнул рот (простите, крышку).

А затем, почуяв на себе всадника, кокетливо расправил крылья, просунулся в окно и элегантно взлетел в небеса.

Вскоре путники приземлились в удивительном месте с механическим пейзажем и музыкальной атмосферой. На деревьях, вернее, на железных шестах, которые почему-то здесь называли деревьями, вместо листьев были крохотные пластинки. На них записан был шорох листвы, волнуемой ветром. Распевали на ветках на манер соловьев и дроздов всяческие пластинки. Под сенью этого странного леса везде цвели цветы, и особенно бросались в глаза колокольчики или, вернее, малютки Граммофончики, различных размеров, форм и окраски. Повсюду свистели блоки, приводные ремни, пейзаж оживляли восковые валики, заводные ручки и блестящие металлические диски…

Дома в городе выглядели как огромные ящики, обитые кожей, и отделаны они были по-разному, в зависимости от достатка и вкуса владельцев и жильцов. Только бедные кварталы, где обитали в огромных хранилищах заигранные и вышедшие из моды пластинки, нарушали общий, монотонный стиль города.

Но больше всего потрясли Жоана Смельчака жители механического края, неутомимые болтуны, у которых вместо голов и в самом деле были пластинки, вместо тела — деревянный ящик на тоненьких птичьих лапах, вместо пальцев — мембраны.

— Почему же ты не такой, как все? — спросил юноша у своего проводника. — Откуда у тебя взялись крылья?

— Ах, Жоан! Лучше не спрашивай! Крылья эти — сущее наказание. С тех пор как матушка увидела меня в таком состоянии, она заводит только пластинку с горькими причитаниями.

Жоан не устоял перед соблазном поближе познакомиться с бытом этих нелюдей. И, навострив уши, он остановился на самом оживленном перекрестке. Как раз в это время некий господин в соломенной шляпе, надвинутой за неимением головы на пластинку, и в рубашке с отложным воротничком повстречался с приятелем, одетым точно таким же образом.

— Как поживаешь? Как дела?

— Спасибо, все в порядке. Ну, а ты?

— Великолепно. Прекрасная нынче погода, не правда ли?

— Чудесная. Отличный день!

— Боюсь, завтра будет дождь.

— Возможно… Но сегодня душновато. Жара нестерпимая.

И так далее и тому подобное. Обменявшись этими глубокомысленными замечаниями, друзья вежливо пожали друг другу руки и разошлись, вытирая с пластинок пыль и пот модными фланелевыми тряпочками.

Вслед на ними на площадь выбежала разряженная дама, с густо напудренной заводной ручкой. Она едва не столкнулась с подружкой, которая мчалась ей навстречу. Обе громко расхохотались, а затем принялись чесать свои языки-иголки.

— Привет, милочка! Я тебя сто лет не видала!

— Какое на тебе платьице, ну просто прелесть!

— Знаешь, сейчас опять входят в моду ручные нашивки на мембране.

— Ах, уж эти мне служанки! Управы на них нет, совсем обнаглели! Они меня с ума сведут.

— Не говори, дорогая! Беда с ними, и только!

И так далее и тому подобное. Завершив беседу на столь же интеллектуальные темы, они сняли иголки, закрыли крышки и расстались, посылая друг другу бесчисленные воздушные поцелуи.

За полчаса Жоан Смельчак по горло насытился разговорами о погоде, модах и служанках; слова неизменно были одни и те же, остроты одинаково избитые.

«Большинство людей уже разучилось думать, — размышлял юноша. — Только, говорят, заведут пружину, приладят на нужную бороздку иглу, пустят в ход пластинку… И так всегда, на один и тот же лад».

Но, не желая делать чересчур поспешные выводы, Жоан решил побродить по городу и проверить свои наблюдения.

— Подожди, я скоро вернусь, — предупредил он своего проводника и отправился в путь.

Однако везде, куда он совал свой нос, бормотали пластинки, одни только пластинки. С высоты трибун ораторы оглушали огромные толпы призывами:

— Душа Расы вечна! Наш народ — величайший в целом свете!

В университетских аудиториях профессора на своих кафедральных престолах торжественно заводили (в который раз!) одну и ту же пластинку, а студенты, чтобы не заснуть, ловили мух, у которых к лапкам были привязаны крохотные пластинки-жужжалки.

В книжных лавках литераторы обращались к продавцам: