Чудесные приключения Жоана-Смельчака - Страница 3

К оглавлению

3

Жоан Смельчак мгновенно ощетинился:

— Нет, нет! Ни за что на свете! Сразу видно, что головы у тебя нет!

— Зато после этого пустякового хирургического вмешательства, — невозмутимо продолжал урод, — ты сможешь провести всю свою жизнь в праздности и довольстве. Все будет к твоим услугам, и притом бесплатно. Ведь мы, безголовые живем, не зная ни забот, ни хлопот.

Но Жоан упрямо стоял на своем:

— Нет, нет! Ни за что на свете! Лучше уж я пойду другой дорогой.

— Глупец! — пробормотал безголовый стражник, и из его очей хлынули горькие слезы. — Тебе же будет лучше. Голодать больше не придется, не надо будет жить в вечном страхе и тревоге…

— Ну, знаешь!.. Лучше уж голодать, чем ходить без головы. Ты даже не представляешь, как она мне нужна.

— Чепуха! Ничуть она тебе не нужна, — возразил безголовый и, чтобы сломить упорство Жоана, привел новый, совсем уж идиотский довод: — По крайней мере, не придется дважды в месяц ходить к парикмахеру.

Но, заметив, какое лицо сделалось при этом у Жоана, он, желая урезонить юношу, сказал:

— Есть еще один выход. В параграфе сотом статьи четыре тысячи пятьсот семьдесят девять Правил внутреннего распорядка сказано, что в силу эстетических требований все наши дипломатические представители за границей (что поделаешь, такова уж их профессия) пользуются особой привилегией: этим счастливчикам — тут, видишь ли, случай особый — хирурги не отсекают голову, а лишь вытягивают из нее через соломинку мозги. Так что если поглядеть со стороны, то голова у них как голова. Чтобы англичане, например, видели… Да куда же ты? Постой! Не уходи! Подумай хорошенько! На худой конец потребуй, чтобы тебе чем-нибудь заменили голову. Скажем, арбузом или футбольным мячом, хотя это, по-моему, не очень ладно. А вот что ты скажешь о теннисном мяче? По-моему, он очень идет статным и элегантным особам… Да куда же ты? Не торопись! Послушай!!

Но Жоан Смельчак был уже далеко… Он шел быстро и уверенно, с гордостью ощущая на плечах свою голову. И, придя, наконец, снова на светлую поляну, он, не раздумывая, выбрал дорогу, поросшую чертополохом и угрюмыми кустарниками. И бросил при этом вызов всему лесному сонмищу:

— Знаю, вы будете меня преследовать, вы выколете мне глаза, отрежете уши, превратите в ящерицу, летучую мышь, в паука, во что угодно! Но клянусь, никогда в жизни не стану я счастливцем на ваш манер. Не стану, потому что не хочу этого.

И Жоан двинулся по крутой и тернистой дороге Несчастий. И он твердо решил отныне и впредь скрывать свой страх, ибо в этом и состоит истинная храбрость. Человеческая храбрость настоящего Человека.

Глава 2
ДЕСЯТИРУКОЕ ДЕРЕВО

Прошел Жоан Смельчак совсем немного и вдруг с удивлением заметил, что камни, которыми была усеяна дорога Несчастий, ничуть не похожи на обычные безобидные булыжники. У здешних камней были пасти; в которых щелкали могучие челюсти с острыми зубами. А зубы эти были побольше у больших камней и поменьше у малых. Самые крупные камни, — впрочем, это уже были не камни, а целые утесы, — щерились клыками, которыми не погнушался бы добрый слон, и эти клыки в любую минуту готовы были вцепиться в ногу зазевавшемуся путнику. Обыкновенные булыжники без устали что-то грызли своими мышиными зубками, и когда им удавалось цапнуть Жоана Смельчака за пятки, они с наслаждением облизывали толстые, замшелые губы, забрызганные кровью.

Не час и не два шел Жоан Смельчак по кусающейся дороге, испытывая фантастические муки. Но ни на йоту не утратил он своего веселого мужества.

— Кусайтесь, кусайтесь себе на здоровье, — с презрительной усмешкой твердил он, подавляя стоны, чтобы никто не догадался, как ему больно. — Лучше без ног остаться, чем без головы.

И с такой твердостью переносил он эти муки, что камни, наконец, перестали кусаться: время, отведенное уставом для испытания, истекло.

— Уф! — Стало сразу легче, никто уже не терзал Жоана Смельчака, и он с тяжелым вздохом уселся под вековым дубом на придорожный валун. Улыбаясь, он погрозил камню:

— Смотри, малыш, не вздумай кусаться!

В восторге от своей победы, Жоан расположился под сенью старого дерева. Он обмыл окровавленные ноги в протекавшем поблизости ручейке и кое-как привел в порядок изодранные башмаки. Однако мирная передышка была недолгой. Только-только собрался Жоан отправиться в путь, как в шею ему впились пять жестких, холодных пальцев и тесно сдавили гортань. Пылая гневом, Жоан стал яростно отбиваться; во что бы то ни стало, надо было вырваться из цепких пальцев этой чудовищной нечеловеческой руки. Но она все сильное сжимала его горло.

— Отпусти меня! Отпусти!

Чем отчаяннее сопротивлялся Жоан, тем крепче впивались в него безжалостные пальцы. И тогда он решил изменить тактику.

Жоан перестал бороться, он неподвижно повис в воздухе, полагая, что непротивление смирит ярость руки душительницы. Так и случилось. Пальцы ослабли, и Жоан Смельчак, раскачиваясь над землей, смог наконец разглядеть своего мучителя. А им оказался тот самый дуб, под которым сидел Жоан. Было у дуба десять стволов, и стволы эти были похожи на человеческие руки, и у каждого имелось пять кривых, когтистых ветвей. И — цап… Оно сгребло Жоана в охапку, и бедняга взлетел к небесам. Раз два три… семь… двадцать… Дуб подбрасывал Жоана под облака с ловкостью жонглера, и все соседние деревья аплодировали фокуснику. Радостно шумела листва, отзываясь на порывы ветра. Ну а придорожные камни, так те просто лопались от смеха. Даже мрачный утес — был он похож на дряхлого старца и беззубой пастью сосал глиняную трубку — не удержался и взвизгнул от удовольствия.

3