— Спать?! Попробуй-ка усни! Неужели ты считаешь, что это естественно, если люди живут на деревьях и поют, как птицы?
— Мне все теперь кажется естественным… Я видел вещи куда более удивительные. Например, попугая, говорящего по-человечески.
— Конечно, конечно, и такое бывает… Но не лучше ли совсем не спать… — снова завел свое Жоан Трус, все тесней прижимаясь к товарищу. — Они могут нас убить.
— Не пугайся, — успокоил его Жоан Смельчак, положив голову на травянистую кочку. — Ведь они же не рычат, стало быть, их не следует опасаться. Слышишь, поют… Должно быть, они поэты. Воспевают звезды и луну. Славят жизнь и любовь. Ну, ладно, спи. Обними меня покрепче, Жоан Трусишка, и не бойся ни природы, ни людей, которые подражают птицам.
Но эти доводы не убедили Жоана Труса; он по-прежнему щелкал от страха зубами.
— Ах! Закрыть бы глаза, тогда не видел бы луны! — захныкал он вдруг.
— Ты не можешь закрыть глаза? Почему?
— Я не могу закрыть глаза, не могу унять дрожь, не могу сделать так, чтобы волосы не торчали у меня дыбом, — безутешно простонал бедняга.
— Ну, тогда пригладь свои кудри утюгом, — пошутил Первый Жоан. И, тщетно пытаясь одолеть сон, невнятно пробормотал: — Почему ты боишься луны?
— Потому что она похожа на череп… — признался Жоан Трус.
Но до Жоана Смельчака ответ уже не дошел. Он крепко заснул, уповая на милость природы и вселенной, которая раскрылась над ним, сияя всеми своими созвездиями, а добрый ночник Луна, оберегая Жоановы сны, всю ночь мерцал в его лесной спальне.
Наутро Жоан Смельчак проснулся от веселого птичьего гомона. Жоан Трус храпел вовсю, отсыпаясь за тревожную ночь, — он только на рассвете сомкнул глаза, умиротворенный светом зари и жестяным шорохом насекомых.
— Пора, пожалуй, навестить наших верхних соседей, — зевая и потягиваясь, сказал Жоан Смельчак.
С обезьяньим проворством он вскарабкался на вершину ближайшего дерева и обнаружил там огромное и очень удобное гнездо, а в гнезде человека. «Скорее он похож на гориллу, чем на птицу», — подумал Жоан. Полуголый, зеленоглазый, нос, словно птичий клюв, в волосах цветы, ласковая улыбка, медовый голосок — таков был обитатель уютного гнезда.
— Добрый день, — приветствовал его Жоан Смельчак, которому, как всегда, море было по колено.
— Фью… фью… фью… фью… — весьма учтиво прощебетал владелец гнезда, освобождая для гостя мягкое местечко.
— Спасибо. Фью… фью… фью… фью… фью… — ответил Жоан Смельчак, в меру своих способностей подражая человеку-птице.
— Фью… фью… фью… фью… фью… — вторил ему обитатель гнезда.
— Фью… фью… фью… фью…
— Фью… фью…
И вскоре Жоан так наловчился, что даже птицы из соседних гнезд слетелись на его свист. Возможно, им по душе был легкий акцент, всегда столь привлекательный у иноземцев.
— Эй, Жоан Трус, — воззвал с вышины дерева Жоан Смельчак, гордясь своими успехами. — Лезь наверх, посвищешь дроздом! Ты и не представляешь, как это приятно! Давай забирайся к нам! Кто знает, может быть, твое призвание — быть птицей… например, совой; ты сможешь тогда нагонять страх на других птиц…
Но трусишка даже не пикнул.
— Ты все еще спишь или даже сюда, на дерево, тебе боязно влезть? — подзадоривал его Жоан. — Вот посмотри на меня: иной жизни я и не желаю. Несомненно, я рожден, чтобы быть птицей.
И, не думая больше о Жоане Трусе, он издал победный петушиный: клич, закукарекал, заворковал, закаркал, засвистел, заухал, зачирикал, закуковал, беспрестанно взмахивая руками в тщетной надежде, что они каким-то чудом обрастут перьями и превратятся в крылья. И в довершение всего, как истый лакомка и сладкоежка, он с наслаждением стал поглощать изысканные блюда — канареечное семя и синтетических червяков, которыми, смеясь и чирикая, его радушно угощали люди-птицы.
Наконец стемнело. Ночь погрузила землю в черное безмолвие, словно в могилу. Люди-птицы сладкими трелями пожелали друг другу покойной ночи и укрылись в тепле родных гнезд. Жоан Смельчак тоже прикорнул в своем уголке.
Однако с наступлением темноты рыдания ветра, завывания совы, доносившиеся издалека, и рев волшебных зверей разбудили Жоана Труса, волосы сразу же У него встали дыбом, и тишину взорвал истошный призыв:
— На помощь! На помощь!
— В чем дело? — чирикнул почти оворобьяненный Жоан Смельчак. — Что ты опять мне досаждаешь, черт тебя побери? Если тебе страшно, лезь к нам в гнездо.
— Нет… Ты лучше спустись… Иди сюда… погляди… Слезай… спускайся вниз…
— Ладно. Сейчас иду, — сказал Жоан, спрыгивая с дерева. — Ну, в чем дело?
— Уйдем… отсюда… скорее… — запинаясь пробормотал Жоан Трус, вцепившись мертвой хваткой в Жоана Смельчака. — Это место заколдовано.
— Почему ты так думаешь?
— А ты погляди, как шевелится камень. Вон там!
Жоан Смельчак взглянул на то место, куда указывал трепещущий палец его товарища, и заметил, что огромный камень и в самом деле едва заметно передвигается.
— Видишь? — пролепетал Жоан Трус, чьи волосы стали торчком, как иглы у дикобраза.
— Вижу, — хладнокровно подтвердил Жоан Смельчак.
— И что же? Тебе не страшно?
— Ни капли. Во-первых, потому что я Жоан Смельчак. Во-вторых, потому что я дал зарок: скрывать страх на дне души, чтобы не презирать самого себя. В-третьих, потому что этот шагающий камень совсем не пугает меня, а вызывает законное любопытство, — я хочу узнать, почему он не стоит на месте.
— Ради твоего драгоценного здоровья уйдем поскорей отсюда! — пролепетал Жоан Трус.