Долго Жоан наслаждался свободой — какая радость жить, когда тебя окружают простые, первозданные вещи. Он беспечно внимал звонким трелям голубых птиц, бросился на траву, восхищаясь ее свежестью, весело сжевал листочки щавеля, пробежался по полю и затем, присев на корточки, залюбовался парадом муравьиного войска.
В конце концов он растянулся в тени оливковых деревьев и задремал под плеск ручья, на поверхности которого проказник-ветерок вальсировал с шустрыми рыбками. Презрев глубокомысленные размышления и психологические тонкости, он уснул, как спят камни, ящерицы, чертополох и все прочие творения природы.
Его разбудил человек с заплаканным лицом и скучным голосом. Лежа рядом с Жоаном, он сказал:
— Добрый вечер.
Мигая спросонок от яркого утреннего солнца, Жоан Смельчак удивленно подумал: «Как же так, почему „добрый вечер“, когда день только начинается. И почему у этого человека глаза на мокром месте и все лицо в слезах? Вот тебе и еще одно приключение! Нет, здесь что-то не то».
Но из вежливости он не стал расспрашивать незнакомца о его огорчениях и невзгодах. Надо было найти подходящий предлог, чтобы удовлетворить свое любопытство. Такой случай скоро представился. Жоан Смельчак скорчил забавную гримасу, однако странный субъект не засмеялся, а зарыдал еще безутешнее. Тогда, уже не опасаясь проявить назойливость, Жоан участливо спросил:
— С вами случилось несчастье? У вас такое печальное лицо!
Незнакомец взглянул на него, всем своим видом выражая чувство, которое стоило бы назвать «антиизумлением».
— Это я опечаленный? — воскликнул он, и слезы ручьем хлынули у него из глаз. — Напротив, я так рад, что с вами встретился. Глядите: глаза мои источают слезы. А это ли не самый верный признак радости!
— Ах, вот как! — удивленно проговорил Жоан. — В вашем краю радость выражают слезами…
— Не только в нашем краю, но и повсюду, я полагаю, — с достоинством возразил его собеседник. — Когда нам весело, мы горько рыдаем, а в дни печали…
— …смеемся до упаду, — бойко договорил за него Жоан.
— Вот именно. — Согласился его собеседник. Слезинка в уголке его глаз без сомнения соответствовала улыбке.
«Чудеса! — подумал Жоан Смельчак. — Как видно, я оказался в городе Шиворот-Навыворот. Только со мной может приключиться такая история». И ему очень захотелось погостить у этих странных людей, которые, судя по поведению незнакомца, жили столь необычным и непонятным образом. Между тем незнакомец рассыпался в похвалах своему городу.
— Нет, вы только представьте себе! Мы всегда угрюмы, подавлены, печальны, и ходим только в черном, как гробовщики. А почему? Да потому, что веселее нас нет никого на свете.
Выслушав это признание, Жоан Смельчак спросил:
— Ну ладно… Слезы радости на глазах… Это я все-таки могу еще понять, хотя и с трудом… Но желать утром доброго вечера… А что же еще можно пожелать в эту пору дня?! Вечером у нас друг друга приветствуют, желая доброго утра!
Жоан Смельчак, у которого голова пошла кругом от всей этой путаницы, промолчал и внимательно оглядел своего собеседника, коренастого крепыша в плавках.
— Вы шли на пляж? — спросил он машинально.
— Что вы, сеньор?! Я и моря-то ни разу в жизни не видел! А почему вы об этом спрашиваете?
— Да ведь на вас купальный костюм!
— Купальный костюм?! Вы с ума сошли! Для купания полагается надевать комбинезон, герметический кожаный шлем и такие очки, как у аквалангистов. Такой костюм, как на мне, носят лишь люди моей профессии.
— А какая у вас профессия? — оживился Жоан, заранее предвкушая нелепейший ответ.
— Я летчик, — сказал крепыш самым естественным тоном.
Наступило молчание, которым Жоан Смельчак поспешил воспользоваться, чтобы собраться с мыслями, поскольку в голове у него царил полный сумбур.
«Я и в самом деле очутился в удивительном месте, где не подчиняются законам привычной логики. Почему преподаватели географии никогда не рассказывали мне об этом государстве? Да, пожалуй, многому научу я своих земляков, когда вернусь в деревню Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы».
Тем временем летчик, с неизменной приветливой слезинкой в уголке глаза, пригласил Жоана в свой город, куда посулил его доставить на самолете.
— Спасибо. С удовольствием… — согласился потрясенный Жоан Смельчак.
— Тогда двинемся в путь!
И летчик уперся ладонями в землю, поднял ноги, и в этой позиции, перебирая руками, отправился в путь-дорогу.
— Браво, дружище! Да вы, оказывается, акробат! — с восторгом воскликнул Жоан. Слегка приподняв голову, крепыш очень мягко (а тон этот, видимо, выражал самое крайнее раздражение), возразил Жоану:
— Акробаты — это те, кто ходит ногами по земле, а руки держит в воздухе. А я нормальный человек.
И двинулся дальше, идя вверх ногами. Жоан Смельчак крепко стиснул зубы, выражая этим свое удивление по превратной манере города Шиворот-Навыворот.
Самолет стоял неподалеку, метрах в двухстах, и он ничуть не был похож на обыкновенный летательный аппарат. Отлит он был из металла и крыльев не имел. Спереди, там, где полагалось бы быть пропеллеру, вставлен был инструмент, подобный сверлу или штопору.
— Не понимаю, как можно летать на этой мясорубке? — изумился Жоан Смельчак. Но летчик прервал его размышления и, открыв дверцу в хвосте самолета, достал скафандр.
— Надевайте! — приказал он.
Хотя Жоан и притерпелся уже ко всем этим странным выходкам пилота, на этот раз все же не сдержался:
— Ну, знаете, это уж слишком. Мало того, что вы заставляете меня путешествовать в стальной клетке, так еще собираетесь засунуть в скафандр?! Всему есть предел, даже безумию!